Оказывается, на соседних улицах обитают народные умельцы. Задача такого умельца- изукрасить вокруг себя пространство.

 

Используя рваные шины, сломанные велосипедные колеса, мебельные останки, стеклянный бой и все такое, стены домов и заборы он превращает в парад артефактов, то ли комодов, то ли алтарей, не имеющих никакого другого назначения, кроме как олицетворять идею красоты.

 

Беганье на корде диаметром 100 м. То есть, по ближнему Нахлаоту. И тут есть свои особенные черты. Например, выпирающий второй этаж, преимущества которого описаны Гансом Христианом Андерсеном.

 

А я люблю лестницы полуаркой. Пока это все не превратилось в ряды новехоньких особнячков, как с другой стороны Бецалель. Но скоро превратится, к тому идет.

 

Фотографировали настенные росписи в Нахлаоте. Тут нет социальной устремленности. Тут налицо желание превратить ветхие домики в драгоценные шкатулочки. Сюжеты — святые старцы и диковинные птицы. И те, и другие изображены с помощью лилового, бирюзового и оранжевого. Объёмы переданы как вздутия или волдыри.

 

Но кое-где видится профессиональная рука. Например, на халупе на улице Эйнаим леМишпат изображен фотограф без головы, но с камерой и большими объёмами ног, взаимно в тебя прицелившийся. А остаток домика подернут лёгкой орнаментальной сеткой.

 

Я сообразила, что может быть музей старинных тканей.

И что некоторые тряпочки на антресолях вполне заслуживают внимания.

 

 

 

Опять гуляли по Иерусалиму, на этот раз по улице Эфиопия. По дороге попалась нам Русская церковь, Сергиевское подворье, уличка царицы Елены, где раньше было радио «Коль Исраэль», и сама Эфиопская церковь. Мы прошли мимо женских ворот, там толпились эфиопки с детьми. Идти внутрь не захотелось.

 

Потом вернулись через уличку Бнай Брит с чудными домиками. В окнах видны археологические находки. Потом домой по улице Пророков. Мимо дома, где жил и работал художник прерафаэлит Холман Хант. Андрей Белый им увлекался в юности. «Меня пленяет Хольман Гент, но я не гимназист-студент» (Первое свидание»).

 

Старосоветские радости. Дед мороз конца 1940х. Какие то античные огурцы, шишки и баклажаны.

 

С Новым годом! С новым счастьем! Чтобы все наладилось!

 

Солнечно и холодно. После захода солнца жуткий холод. Но днем приятно. Правда день уже в пол пятого скукоживается. В локдауне не очень то погуляешь. В аптеку да на полузакрытый рынок.

 

По пути тебе встретится лужок (это он зимой лужок, а так пустошь), старые домики (в них жилье снимают студенты Бецалеля, а хозяева в Берлинах, Парижах и Амстердамах) и старые эвкалипты, посаженные первыми поселенцами лет 140 назад. 1880е и 1890е.

 

Ожерелье из латунных шариков, произведенное на оружейном заводе. Моя бабушка Наталья Васильевна Крандиевская купила его в Ленинграде во время войны. Оно было в три раза шире. Но она разделила его между внучками. На ней оно выглядело потрясающе.

 

Китайские бусы с кулоном и висюльками. Бирюза, кораллы и резные бусинки. А кулон латунный, вложенный голубыми птичьим перышками! Мне досталось оно так: давным давно на улице Хиллеля в Иерусалиме открылся магазин благотворительной женской организации — типа комиссионки. Я случайно шла мимо. Это был первый день, и их связи еще не были отлажены. Иначе мне бы ничего подобного не продали. Но пока что у них не было причины мне отказывать. И я купила это чудо за пять долларов.

Кольцо с девочками и кошкой, прыгающей через обруч. Черно белая эмаль. Это был детский маленький кулончик. Я купила его на развале в Будве, он нашелся в совсем уже мелком металлическом хламе. Оправу мне сделали в Иерусалиме.

Перстень из медной проволоки, а внутри перламутр. Большой кусок. Я купила его в 90 году в Москве на рынке. А потом пригляделась при косом свете. И увидела, что слой перламутра скрывает под собой крошечную креветку. Раковина ее поймала и превратила в перламутр.

Картонажи и прочий антиквариат.
Стаканы для карандашей и резинок или щёток из картонных чехлов от старых линз или объективов. С красной бархатной подкладкой!
Стаканчик японский картонный с изображением журавлей из оригами неописуемый формы.

Коробка для рукоделия — а может быть и несессер — допотопная со съемной крышечкой для пилочек и ножничек и выдвижным ящиком. Спецлунка для наперстка! Все картонное. Папочка из мраморной бумаги. Коробка японская с узором.

Коробка из-под монпансье. Но слово буржуазное и на крышке красуется «3 карамельная фабрика». Это Ленинград, двадцатые годы.
Далее. Немецкая коробка из под печенья. Написано Wicklein. Feinste Nuernberger Gold- Elisen Lebkuchen. Попробовать бы! Коробка жестяная и ржавая.

Еще. ШКАТУЛКА тоже жестяная из под скорее всего шоколадных конфет с конным Наполеоном на крышке. На стенках его же профиль в круглых медальонах. Чорт его знает какой год. Но конфеты тоже попробовать неплохо бы.

И наконец коробка из под чего то вкусного фабрики Калев в Таллинне с гравюрами исторических зданий на крышке. На стеночках коробки гравюры видов других городов Эстонии. На этой фабрике начинал свою трудовую деятельность мой муж в бытность учеником вечерней школы.